В предшествующую ночь Николаю Александровичу совершенно не спалось. Жена уже похрапывала справа от него (то, что она была справа и женщиной была крупной и физически крепкой, сыграло потом роковую роль). Две взрослые дочери уже были замужем и жили отдельно, поговорить было решительно не с кем. Лежать, глядя в тёмный потолок, было скучно. Легко тронув жену за плечо, он спросил: - «Люся, не спишь?». Люся только дернула плечом, что означало – отстань.
Тогда голосом, полным трагизма и раскаяния одновременно, он произнёс:
- «Я не могу с этим жить, не могу так долго тебя обманывать. Я должен был это сказать тебе давно, но боялся».
Похрапывание справа прекратилось, из чего Николай Александрович сделал правильный вывод, что у него появился внимательный слушатель.
Ещё раз, горестно вздохнув, он выдал:
- «Наша вторая дочь не от тебя!».
С криком:
- «Кобель! Когда ты уже нагуляешься!!»
Люся, развернувшись как пружина, врезала мужу наотмашь с правой.
Через пару минут, уже на кухне, пытаясь остановить идущую из разбитого носа кровь, Александров услышал, как бурные и безутешные рыдания, доносившиеся из спальни, внезапно прекратились. Потом вышла Люся, достала из холодильника замороженную курицу и вручила её мужу, со словами:
- «На, приложи, чтобы синяка не было»
По его собственному свидетельству, Александров после заснул, как ребёнок, а Люся, от чувства вины ворочалась до утра.
